Александр Зиновьев:"Целили в коммунизм, а попали в Россию"

  90 лет назад родился великий русский мыслитель

   Александр Зиновьев

«Организованные новыми средствами, умело манипулируемые огромные массы людей, порой даже не подозревающих о том, в каких социальных спектаклях они фигурируют… Сейчас в мире осуществляется организованное оглупление широких слоёв населения.
Свет разума, рождённый западноевропейской цивилизацией, погружается во тьму».
Так писал в своей последней статье в «Литературной газете», опубликованной незадолго до смерти, Александр Зиновьев.
Сын многодетного костромского крестьянина, познавший все тяготы скудной послереволюционной жизни. Юноша, подобно Ломоносову, упорно тянувшийся к наукам. Герой-фронтовик, чудом уцелевший в небесах и на полях сражений Отечественной войны. Революционер-одиночка, начинавший заговором против всевластного Сталина и пришедший к принципиальной защите советской модели государственного устройства. Атеист, нёсший людям христианские истины, бесстрашно клеймивший могущественных фарисеев и торгашей. Идеалист-максималист, не боящийся самых мрачных и тяжких прогнозов. Диссидент при всех режимах и правителях, неизменный возмутитель вельможного спокойствия властей предержащих. Правдолюбец и правдоискатель, интеллектуал-аналитик и логик, социолог с мировым именем, знаменитый писатель, незаурядный художник и поэт…
Именно он высказал горькую и печальную мысль-приговор – «Целили в коммунизм, а попали в Россию». Так оценил он не только деятельность так называемых реформаторов, бездумно разрушавших Советский Союз, но и их нынешних продолжателей, под красивыми лозунгами добивающих Россию.
Всё трагичнее звучит его предсказание: «Впереди самый страшный этап антирусского проекта: он касается присутствия русских в истории человечества. Сущность этой части проекта – постепенно искажая и занижая вклад русских в историю, в конце концов исключить из памяти человечества все следы их пребывания в истории вообще… Это «вычёркивание» русских из истории уже практически происходит. Причём делается это педантично, планомерно. Такая фальсификация истории не раз делалась в прошлом. А с современными средствами это – заурядная проблема».
Давайте признаемся: прогноз мыслителя сбывается. Сбудется ли окончательно? Что-то ещё зависит от нас.

                   http://www.lgz.ru/article/20119/

Торжественная церемония вручения Бунинской премии 2012 года

  22 октября 2012 года в конференц-зале Московского гуманитарного университета Председатель Попечительского совета Бунинской премии, ректор университета, профессор Игорь Михайлович Ильинский и Председатель Жюри конкурса – Народный артист России Святослав Игоревич Бэлза вручили премии новым лауреатам.

Бунинская премия учреждена в 2004 году для поддержания лучших традиций русской словесности в современной литературе. Ее лауреатами в разные годы стали Андрей Битов, Лариса Васильева, Глеб Горбовский, Андрей Дементьев, Николай Добронравов, Борис Евсеев, Сергей Есин, Александр Кабаков, Тимур Кибиров, Инна Лиснянская, Владимир Личутин, Альберт Лиханов, Людмила Петрушевская, Юрий Поляков, Александр Проханов и другие видные мастера художественного слова.

VIII конкурс на соискание Бунинской премии, который в этом году проводился по номинации «Поэзия», привлек, как и в прошлые годы, интерес писателей, литературных журналов, издательств. В Оргкомитет поступило 138 публикаций оригинальных произведений. Из них были отобраны с учетом требований Положения о конкурсе произведения, составившие «длинный список». В него вошли 94 произведения 73 авторов из 32 городов России и зарубежных стран (Армении, Германии, Грузии, Израиля, Казахстана, Латвии, Украины, Швеции). Присланные работы отражают литературный процесс общероссийского масштаба: кроме писателей Москвы и Санкт-Петербурга представлены авторы из Ачинска, Вологды, Воронежа, Екатеринбурга, Ельца, Калуги, Кирова, Краснодара, Нижнего Новгорода, Новокузнецка, Новосибирска, Омска, Орла, Ставрополя, Тулы, Уфы и других российских городов. Конкурсные произведения прошли высококвалифицированную экспертизу, в которой приняли участие известные литературоведы, культурологи, доктора филологических наук из ведущих вузов и академических институтов. Работы, получившие высшие оценки экспертов, составили «короткий список» претендентов на звание лауреата Бунинской премии, который был объявлен 15 сентября. Жюри выбрало из его состава победителей конкурса. Попечительский совет также назвал лауреатов Бунинской премии за особые заслуги перед русской словесностью.

Итак, на торжественной церемонии, которая, как всегда, прошла в день рождения И. А. Бунина, 22 октября, были названы Лауреаты Бунинской премии 2012 года. Ими стали:

Алейников Владимир Дмитриевич (Бунинская премия); 

Амелин Максим Альбертович (Бунинская премия);

Ватутина Мария Олеговна (Бунинская премия);

Кудимова Марина Владимировна (Бунинская премия).

Жюри приняло решение присудить 2 малых Бунинских премии. В этой номинации лауреатами стали:

Попов Василий Николаевич (Малая Бунинская премия);

Сучкова Ната (Наталья Александровна) (Малая Бунинская премия).

В номинации «Открытие года» Бунинская премия была вручена Мамочевой Юлии Андреевне.

Специальной премии Попечительского совета удостоен Кожедуб Алесь (Александр) Константинович (Бунинская премия «За подвижнический труд на благо русской литературы и укрепление культурных связей России и Белоруссии»). 

Большой премии в этом году присуждено не было.

Вручая награды лауреатам, Председатель жюри С.И. Бэлза сказал: «Показательно то, что Бунинская премия вручается именно в Московском гуманитарном университете: ведь Бунин – это тоже Университет, то есть высшая школа в литературе». 

Культурная программа церемонии была подготовлена Управлением по внеучебной работе МосГУ. В ней приняли участие студенты факультета философии, культуры и искусства, участницы конкурса «Краса Университета», студенты Московского государственного института музыки им. А. Шнитке.

На церемонии присутствовали члены Попечительского совета, жюри и эксперты Бунинской премии, лауреаты премии прошлых лет, писатели и поэты, государственные и общественные деятели, руководители московских вузов, ученые, литературоведы и гуманитарии, издатели, журналисты, преподаватели и сотрудники, студенты и аспиранты Московского гуманитарного университета, Национального института бизнеса и других высших учебных заведений столицы, московские школьники.


                 http://www.mosgu.ru/press-tsentr/news_university/detail.php?ID=25418

Рустам Курбатов. Интересный взляд на литературу

  Единственный смысл литературы – получение удовольствия.

Раньше мы в литературе всё искали закономерности и стили. И давали характеристики с «классовых позиций»: кто-то близок к народу, кто-то далек. Теперь иначе. Что ты думаешь по поводу этого поступка? Нравится ли тебе этот герой? Как бы ты поступил на месте героя? На месте Татьяны Ларины, Андрея Болконского, Карлсона, который живет на крыше…

На смену классовому подходу пришел морализаторский. Литература воспитывает…» Если б так просто, то любую книгу можно было б свести до 10 строк «моралите».

Учитель, понимая, что напрямик воспитывать все-таки неприлично, говорит, что «мы выслушиваем разные точки зрения», «каждый ребенок может говорить то, что он думает…». Морализм плюс толерантность.

Получатся, «и так можно, и так хорошо». Любая точка зрения имеет право на существование. Учитель вроде бы и не настаивает, и не «воспитывает» - а просто дает возможность высказаться
Ясон – классный парень…

Медея – незаурядная личность, которая редко встречалась в те времена…

И учитель гордится: дети свободно высказываются, не стесняются…

«А что бы ты сделал на месте?» - этот вопрос стирает грань между литературой и повседневностью. Ребенок проецирует невольно свои проблемы и оценки на литературного героя. Литература становится публицистикой.

Интересно, что литература стерлась быстрее других искусств. Все ж никто не задает вопроса: «А что бы ты сделал на месте боярыни Морозовой на картине Сурикова? Представь себя участником бала в Мулен де ла Галетт на картине Ренуара»

А, может, эта «стертая грань» - это и есть то, что нужно? Может, мы добились непосредственного переживания текста? Может, этот и есть «над вымыслом слезами обольюсь»? – то есть настоящее понимание и настоящее чувство?

Читатель живет жизнью персонажей. Верит в текст. Становится заложником его. Есть некоторая психиатрическая опасность в этом: сегодня я живу одной книгой, завтра другой. И это следствие подхода «А что бы ты сделал на месте?»

Непосредственное переживание – первый шаг к пониманию. Без этого нельзя - останется лишь сухой анализ. Чувство должно было б предшествовать анализу. Сердце – Разуму..

Но даже чувства надо воспитывать:
А что тебе понравилось в этой книге?

При чтении каких глав, фрагментов, сердце билось чаще?

Где тебе хотелось смеяться?

А где было грустно и, может, слеза наворачивалась?

А, может, где-то было страшно?

Какие фрагменты читались быстро, а какие тянулись медленно?

Как будто снимаем электрокардиограмму – читаем книгу и следим за своим Сердцем.

Текст захватил нас целиком, мы плывем по нему как по стремнине реки. Он несет нас по течению. Ни остановиться, ни перевести дыхание. Мы поглощены текстом.

Выходим на берег. Спокойный разговор о том, что произошло. Как так получилось, что слова на бумаге заставили нас смеяться и плакать? Как автор-волшебник околдовал нас? Может, использовал специальные приемы?
Это разговор о форме текста. Как сделан текст?
Сюжет и мотивы. А в каких еще книгах есть «похожие истории»? Что роднит этих персонажей? А что отличает?

Синтаксис и лексика. Используются ли какие-либо «особые слова»? Или слова в непривычной последовательности? Попробуйте пересказать прочитанное и обратите внимание на отличие «обычного рассказа» и текста.
Литературоведческие термины не нужны – важно понять, как сделан – «сконструирован» текст. Понять загадку его воздействия на нас. Расколдовать колдовство текста.
Хотя бы затем, что в этой «деконструкции» и «расколдовстве» есть особая прелесть. Особый вид удовольствия.
Это вторая степень удовольствия. После первой – сильного непосредственного впечатления от прочитанного текста. 

           http://rustam-kurbatov.livejournal.com/107752.html

Андрей Кончаловский: «Пока люди читают, они будут ходить в театр»

  Андрей Кончаловский представляет очередную сценическую работу — «Три сестры» в Театре имени Моссовета. В 2009-м здесь уже появился чеховский спектакль от Кончаловского — «Дядя Ваня». Еще пятью годами ранее была «Чайка», но сейчас ее с репертуара сняли, и сам постановщик предпочитает говорить о дилогии.

  культура: Вы говорили, что театр сложнее, чем кино: здесь не спрятаться за монтажом и мизансценами. Как ощущаете себя перед премьерой?

Кончаловский: Театр — это всегда волнение, и не только перед премьерой, а вообще каждый раз, когда идет спектакль.

культура: Чехова ставят очень часто. Не устал ли текст, не надоело ли публике?

Кончаловский: Честно говоря, мне вообще все равно, как зритель относится к НЕ моим постановкам. Меня волнует, как он относится к моим. У Чехова, как и у Шекспира, — у по-настоящему великих драматургов — всегда своя музыка, и эту музыку каждый пытается услышать по-своему.

культура: Ваши спектакли по Чехову не отличаются традиционным прочтением. Вы действительно считаете, что музыка его пьес раскрывается не через русский психологический театр, а через фарс?

Кончаловский: Традиционное — не обязательно хорошее, а фарс не обязательно плох. Я думаю, что Чехов обладал изумительным чувством иронии и юмором. Он любил своих героев и подсмеивался над ними по-доброму. Никогда не издевался. Фарс — неправильное слово. Можно сказать, что здесь есть моменты эксцентрического плана. Но фарс — это карикатура. А у Чехова карикатур нет. Разве что в рассказах.

культура: И в «Дяде Ване», и в нынешнем спектакле задействован почти один и тот же состав: Юлия Высоцкая, Александр Домогаров, Павел Деревянко, Ирина Карташева. Почему Вы не меняете актеров?

Кончаловский: Я хотел бы сделать с этими же актерами как можно больше пьес Чехова в тех же декорациях. Так мне хочется. Когда у дирижера есть оркестр, он не заменяет его, готовясь играть другую музыку.

культура: Себя Вы ассоциируете с кем-то из чеховских персонажей?

Кончаловский: Конечно! Чехов — мой духовный цензор — это факт. Из персонажей мне ближе всего профессор из «Cкучной истории» и Тригорин.

культура: По Вашим словам, «Дядя Ваня» и «Чайка» — истории о бездарных людях, которые мнят себя талантливыми и выдающимися. А «Три сестры» о чем?

Кончаловский: Я думаю, о том же. Это, конечно, самая сложная его пьеса, симфоническая, в ней больше всего персонажей. Трудная, но этим она и увлекательна. В ней много возможностей.

культура: Как Вы относитесь к постмодернистским прочтениям классики?

Кончаловский: Я считаю, что постмодернизм наносит смертельные удары не только по театру, но по искусству вообще: музыке, живописи, да и по жизни. Он и сам-то мертвец, потому что он не волнует. Это стимулятор вроде порнографии. Постмодернизм шокирует, а искусство должно волновать.

культура: Ваши младшие дети с Чеховым, наверное, еще не знакомы?

Кончаловский: Почему? Они всегда смотрят мои спектакли. Ну, Пете, конечно, в его восемь лет тяжело просидеть четыре часа. Правда, оперу «Борис Годунов» он посмотрел с интересом. «Трех сестер» я ему еще не показывал. Вот приедет из Лондона — обязательно свожу. Я думаю, все, что волнует хоть в какой-то степени, доступно и ребенку. Какие-то вещи ему будут непонятны, а какие-то интересны. Хороший спектакль можно смотреть даже не понимая, на каком языке он играется.

культура: Как Вы своих детей воспитываете?

Кончаловский: Воспитывать при таком обилии медиа сложно. Я своих детей воспитываю без интернета и, особенно, без компьютерных игр. Иначе они не приучатся читать.

культура: А что они читают?

Кончаловский: Марусе тринадцать, она уже читает «Роковые яйца» и такого рода вещи. А Петя читает много по-английски, по-французски.

культура: Что Вы думаете по поводу активного реформирования московских театров? Уходит ли репертуарный театр?

Кончаловский: Репертуарный театр будет существовать до тех пор, пока для него есть зритель. Думаю, что репертуарный театр высокого класса будет жить, и тому доказательство — Художественный, Малый, театр Моссовета, МДТ Додина. Они несут в себе какую-то марку, символ. И люди туда ходят.

культура: И долго люди будут ходить в театр?

Кончаловский: Да. Надеюсь, по крайней мере, лет 15. Потому что в Москве, в России люди еще читают. Как только читающее поколение ослепнет и оглохнет, театру придет конец. Он будет заменен «Цирком дю Солей».

культура: Вы активно выступаете как публицист. Из желания что-то изменить?

Кончаловский: Я не верю, что смогу что-то изменить. Но идеи, которые меня волнуют, я должен озвучить, чтобы те, у кого есть уши, услышали. Вот и все.

культура: Что имеет силу менять общество: культура как институт, политика?

Кончаловский: Я не верю, что красота спасет мир, я думаю, что мир спасет страх смерти. Но он пока еще не пришел. Как только возникнет страх смерти государства и нации, тогда проснется политическая воля, которая должна что-то менять.


Анна ЧУЖКОВА  

                
   http://portal-kultura.ru/articles/person/andrey-konchalovskiy-poka-lyudi-chitayut-oni-budut-khodit-v-teatr/     

Андрей Максимов о первом чтении Закона "Об образовании"

    И вот оно свершилось: принят в первом чтении новый Закон "Об образовании". И хочется кричать, верещать, биться во все колокола... Но кому кричать да как - не ясно. Да и где они - те колокола?

Что закон - плох? Нельзя так сказать. Много в нем хорошего: и про бесплатное образование, и про социальные гарантии... 417 страниц в законе - много правильного есть.

И вот я слушаю, как министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов говорит, что главная фигура в законе - учитель. Я преклоняюсь перед людьми этой профессии, я убежден: у страны, где низок престиж учительской профессии, нет будущего. И все же я бы очень хотел, чтобы главным в любом законе об образовании был ученик.
Как в семье главный - ребенок, и ради него живут родители. Так и в школе главным должен быть ученик, и все должно делаться ради него.
Закон решает, конечно, какие-то практические проблемы, но в нем - кому и где кричать об этом? - сохранилась старая, советская еще философия образования.
Философия - это вообще не так сложно, как кажется людям, не любящим читать книги. Философия - это поиск смысла, сути, ответ на вопрос: "Зачем?" У каждого человека, даже у того, кто не думает об этом, есть своя философия: все мы живем зачем-то.
Философия есть и у нашей системы образования. Это философия образования, которое создавалось в тоталитарном государстве, презиравшем личность и любившем превращать людей в толпу.
Наша школа по-прежнему считает главной своей задачей вбить в ученика как можно больше знаний. Хотя главная ее задача: научить человека учиться, и тогда он сам будет получать все необходимые знания, причем с радостью.
Наша школа по-прежнему считает, что человека, которому исполнилось десять лет, надо учить всему. Мы по-прежнему молимся на словосочетание "общее развитие", хотя в том мире, где мы живем, развитие общим быть не может - оно может быть только индивидуальным в индивидуальных дисциплинах.
В нашей школе по-прежнему остается догмат оценки, и дети всерьез считают, что они учатся не для того, чтобы получать знания, а чтобы получать пятерки. Наши дети считают, что они учатся не для себя, а для учителя. Они искренно не понимают: знания - это не то, что нужно для того, чтобы получить пятерку, а то, что необходимо для интересного и полезного проживания жизни.
Нам по-прежнему кажется, что хороший выпускник - это тот, кто хорошо учился и прекрасно сдает сначала ГИА, а затем ЕГЭ. Между тем хороший выпускник - это тот, кто в школе обрел призвание.
Призвание и призыв - однокоренные слова. Призвание - то, ради чего человека призывали на Землю. Главное дело школы - помочь ребенку найти свое призвание. Она должна быть нацелена на это, а не на то, чтобы заставлять шестнадцатилетнего подростка зубрить к ЕГЭ и математику, и русский язык. А как же - общее развитие, на деле чаще оборачивающееся "общей недоразвитостью".
Окончив школу, человек должен уметь учиться и осознавать свое призвание. Если эти задачи не выполнены, остальное не имеет смысла. Отличник, не знающий в какой вуз ему поступать, - человек гораздо менее счастливый и гораздо менее нужный обществу, нежели троечник, фанатично преданный своему призванию.
Недавно мой близкий друг, живущий в Израиле, привел двух своих четырнадцатилетних детей в новую школу. Выступая перед родителями, директор школы сказал: "Какая наша с вами главная задача? Наша с вами главная задача, чтобы дети улыбались". Не надо улыбаться - такое может быть на самом деле.
В чем основное противоречие родителей и школы? В том, что родители в конечном итоге хотят видеть своих детей счастливыми, а в школе вопрос счастья вообще не стоит. В школе бесконечно провозглашают: необходимо много трудиться и как-то забывают объяснить, что любимый труд - это огромная, невероятная радость
В школе бесконечно повторяют: для того чтобы чего-то добиться, надо много работать. И это так. Но при этом часто забывают объяснить: все гении человечества - это люди, которые обожали свое дело и готовы были им заниматься от рассвета до заката. Труд - это не только пот. Любимый труд - это подлинный, поднимающий нас восторг.

Если человек не научился получать радость от труда, если и в школе он не научился учиться, если, наконец, он не обрел своего призвания, зачем он трубил одиннадцать лет? Чтобы знать формулы по физике-химии и пару-тройку стихотворений наизусть?

Я нередко читаю лекции родителям и всегда говорю: посмотрите внимательно, в какой школе учится ваше чадо, и не портит ли эта школа вашему чаду жизнь? Для будущей жизни человека совсем необязательно, чтобы он учился на одни пятерки, куда важней, чтобы он сохранил свою нервную систему и обрел свое призвание. Отношения родителей со школой надо выстраивать, иногда и помогая ребенку пережить школьную несправедливость.

Я убежден: в центре новой школьной философии должно стоять счастье ребенка. Это не пустые слова. Ребенок должен не бояться ходить в школу. Он должен понимать, что в школе его уважают и держат за человека. Ему должно быть там интересно. Каждую минуту он должен понимать смысл того, что с ним делают. Он должен научиться счастью познания и обрести призвание. Вот и всё.
Разве нет у нас школ, где так? Есть. Но я - о системе. И о новом законе, который, увы, эту систему не меняет.

               http://www.rg.ru/2012/10/22/maksimov.html

Велико незнанье России посреди России

               Николай ГОГОЛЬ


         Поблагодарите Бога за то, что вы русский. Для русского теперь открывается путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России.

К этой любви нас ведет теперь Сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви. Уже крики на бесчинства, неправды и взятки — не просто негодованье благородных на бесчестных, но вопль всей земли, послышавшей, что чужеземные враги вторгнулись в бесчисленном множестве, рассыпались по домам и наложили тяжелое ярмо на каждого человека; уже и те, которые приняли добровольно к себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и не знают, как это сделать...

Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас все это производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем. Если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; предпочитая одну крупицу всей вашей нынешней, бездейственной и праздной жизни...

Разве мало мест и поприщ в России? Оглянитесь и обсмотритесь хорошенько, и вы его отыщете. Вам нужно проездиться по России. Вы знали ее назад тому десять лет: это теперь недостаточно. В десять лет внутри России столько совершается событий, сколько в другом государстве не совершится в полвека. Слухам не верьте никаким. Верно только то, что еще никогда не бывало в России такого необыкновенного разнообразия и несходства во мнениях и верованиях всех людей, никогда еще различие образований и воспитанья не оттолкнуло так друг от друга всех и не произвело такого разлада во всем. Сквозь все это пронесся дух сплетней, пустых поверхностных выводов, глупейших слухов, односторонних и ничтожных заключений. Все это сбило и спутало до того у каждого его мненье о России, что решительно нельзя верить никому. Нужно самому узнавать...

Не позабывайте того, что теперь все между собою в ссоре, и всяк друг на друга лжет и клевещет беспощадно. Миротворцу у нас поприще повсюду. Все перессорилось, даже честные и добрые люди между собой в разладе; только между плутами видится что-то похожее на дружбу и соединение в то время, когда кого-нибудь из них сильно станут преследовать.

Грешит нынешний человек несравненно больше, нежели когда-либо прежде, но грешит не от преизобилья своего собственного разврата, не от бесчувственности и не оттого, чтобы хотел грешить, но оттого, что не видит грехов своих. Сказать: «Не крадьте, не роскошничайте, не берите взяток, молитесь и давайте милостыню неимущим», — теперь ничто и ничего не сделает. Кроме того, что всякий скажет: «Да ведь это уже известно», — но еще оправдается перед самим собой и найдет себя чуть не святым. Но если поднять перед ним завесу и показать ему хотя часть тех ужасов, которые он производит косвенно, а не прямо, тогда он заговорит другое.

Сказать честному, но близорукому богачу, что он, убирая свой дом и заводя у себя все на барскую ногу, вредит соблазном, поселяя в другом, менее богатом, такое же желание, который из-за того, чтобы не отстать от него, разоряет не только собственное, но и чуждое имущество, грабит и пускает по миру людей; да вслед за этим и представить ему одну из тех ужасных картин голода внутри России, от которых дыбом поднимется у него волос и которых, может быть, не случилось бы, если бы не стал он жить на барскую ногу, да задавать тон обществу и кружить головы другим... Тогда им не пойдет на ум какая-нибудь шляпка или модное платье; увидят они, что не спасет их от страшного ответа перед Богом даже и деньга, выброшенная нищему, даже и те человеколюбивые заведения, которые заводят они в городах на счет ограбленных провинций...

Жизнь нужно показать человеку, — жизнь, взятую под углом ее нынешних запутанностей, а не прежних, — жизнь, оглянутую не поверхностным взглядом светского человека, но взвешенную и оцененную таким оценщиком, который взглянул на нее высшим взглядом христианина.

Велико незнанье России посреди России. Все живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек человека; люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями.

Очнитесь! Куриная слепота на глазах ваших! Не залучить вам любви к себе в душу. Не полюбить вам людей по тех пор, пока не послужите им. Какой слуга может привязаться к своему господину, который от него вдали и на которого еще не поработал он лично? Потому и любимо так сильно дитя матерью, что она долго его носила в себе, все употребила на него и вся из-за него выстрадалась. Очнитесь!..

                 Источник   http://portal-kultura.ru/articles/obozrevatel/veliko-neznane-rossii-posredi-rossii/

Лицом к детям

     Марина Аромштам: "Ты не можешь требовать от ребенка, чтобы он полюбил читать"


  Марина Аромштам - автор книг для детей и взрослых, создатель одного из главных русскоязычных проектов о книгах и детском чтении «Папмамбук». Если подросток вдруг перестал читать, считает она, это может быть временным «отклонением от курса».

  – Марина Семеновна, задам прямой вопрос: что делать, если дети вырастают, становятся подростками и прекращают читать книги?

– Чтение – это вид общения. Каждый раз, когда я начинаю разговар про чтение в любой аудитории, я прошу всех присутствующих обратить внимание на эту банальность. Я говорю: «Давайте мы перед тем, как будем что-либо осмыслять, о чем-то рыдать, по поводу чего-то ликовать и делать прогнозы о конце света, вспомним, что чтение – это вид общения». Что такое подросток? Это, как правило, человек, живущий в ситуации живого гиперобщения. Подростковый возраст отличается невероятной интенсивностью общения. Так люди не общаются ни в детстве, ни в зрелом возрасте. Человек зрелый, а тем более человек семейный общается совсем не так.
Не случайно некоторые дети в 13-14 лет начинают читать «запоем». Так проявляется их потребность в интенсивном общении. И, вполне возможно, что у таких запойно читающих подростков внешнее общение строится иначе. Они даже могут казаться странными, потому что иначе реализуют свои коммуникативные потребности, не через внешние формы, не через «тусовку», а через чтение.

– Получается, что в одних случаях родители бьют тревогу, потому что их ребенок не читает, а здесь – самое время бить тревогу, потому что он слишком много читает?

– (смеется) Причем здесь тревога? Здесь вообще никуда не надо бить! Я просто хочу сказать, что если ребенок вырос в читающей семье, если ему много читали, если у него накоплен достаточный опыт книжного общения, то, скорее всего, он вернется к книгам – чуть позже. Возможно, сейчас, в данный момент, он перестал читать по очень простой причине: его время уходит на другие виды общения – на общение в социальных сетях, на слушание музыки, которая связывает его с определенной подростковой тусовкой (поэтому и наушники у него из ушей просто так не вытащишь).

Я хочу сказать, подростковое «вдруг перестал читать» - это всего лишь период жизни. И этот период можно поставить в один ряд с периодами, когда ребенок вдруг, по не вполне понятным причинам начинает сквернословить или плохо учиться. Был хорошим - и вдруг с ним что-то случается. Это стилистика подросткового возраста. В подростковом возрасте, как и в младенческом, все очень быстро меняется. И вполне возможно, что этот период закончится, что у ребенка вдруг возникнет четкая ориентация на получение дальнейшего образования, что он попадет в какую-нибудь интеллектуальную среду, и выяснится, что для людей его референтной группы – группы, которая для него значима, –чтение – это ценность. Чтение в его референтной группе считается необходимым условием существования. И он начнет снова читать.

– И, скорее всего, запоем, чтобы наверстать.

– Запоем! Да еще и такое, что раньше и в голову не приходило. Это все вещи непредсказуемые. Подростковый возраст – это такой опасный тоннель, который необходимо пройти. И, ныряя в который, он удаляется от родителей. Родитель не очень понимает, что там, в этом тоннеле. Родителю остается только молча (или вслух) переживать. Подростковый возраст - это всегда болезненно и для ребенка, и для родителей.

– Мне понравилась ваша идея: «Чтобы привить ребенку вкус к чтению, нужно начать ему читать». И эти совместные чтения потом переходят в самостоятельное чтение.

– Да, это ответ на вопрос, когда спрашивают: «Что можно сделать, чтобы ребенок читал». На самом деле, конечно, ничего. Нет рецептов, которые бы ты выписал, и точно помогло бы. Если кто-то дает такие советы, он лукавит. Это не совсем честная позиция по отношению к родителям. А честная – это для начала задать себе несколько вопросов. Ты хочешь, чтобы ребенок читал. А для чего? И что? «Я хочу, чтобы он читал, потому что…» И тут люди обычно делают паузу.

– Потому что чтение, чаще всего, ассоциируется, прежде всего, с неким процессом развития и обучения.

– А почему ты не хочешь, чтобы он смотрел интеллектуальное кино? Вы когда-нибудь слышали от родителей такое: «Я хочу, чтобы мой ребенок достиг высот в постижении визуальной культуры»? Или «Я хочу, чтобы он стал экспертом по восприятию живописных полотен»? Или даже «экспертом по восприятию сложного кино»? Давайте я буду с ним регулярно ходить в музей, или пусть он сам ходит в музей (хохочет) и сам смотрит.

– Здесь, скорее, довлеет над родителями стереотип восприятия. Книга воспринимается как проверенный способ обучения.

– Как правило, когда родитель говорит: «Я хочу, чтобы он читал», он имеет в виду: «Я хочу, чтобы он был умным», и чтобы ему, «светил», к примеру, престижный ВУЗ. На самом деле, это такие довольно устойчивые стереотипы о том, что книжный человек – это человек с перспективой.

– Да, чтение становится какой-то гарантией того, что ребенок в жизни состоится…

– ...Что если он будет читать, то он, скорее всего, будет двигаться по социальной лестнице, потому что чтение лежит в основе образования. Действительно, чтение как умение лежит в основе современного обучения. Но это чтение совсем другого порядка. Мы-то хотим, чтобы наш ребенок читал книги. Не энциклопедии в картинках смотрел, не из Интернета информацию извлекал, а сидел с книгой, перелистывал страницы.
Если люди задумываются над вопросом, зачем детям нужно читать, они говорят: «Мы хотим, чтобы ребенок умел совершать интеллектуальную работу». Это уже больше похоже на правду. Потому что чтение – это интеллектуальное усилие. Читать действительно сложнее, чем смотреть. Опять-таки, если речь идет не об авторском кино.
Можно много рассуждать на эту тему. Просто в нашей культуре визуальные умения еще не воспринимаются в массовом сознании как нечто действительно сложное и имеющее прямое отношение к культуре. Так мы воспринимаем только чтение
Образованность для нас тесно связана с чтением. Хотя можно продолжить задавать вопросы: «Почему ты хочешь, чтобы ребенок читал художественные произведения? И хочешь ли ты, чтобы он читал художественные книги?» Тут родители обычно снова задумываются.
Иными словами, мы хотим, чтобы нашему ребенку не были чужды интеллектуальные усилия. Чтобы наш ребенок желал посвящать этим усилиям свой досуг. Нам это импонирует. Нам это нравится.

– Мне кажется, что с таким ребенком, погруженным в книге, родителям очень удобно.

– Совсем не обязательно. Такой ребенок вполне может быть вздорным и непослушным.

– Так бывает?

– Конечно! Бывает, ты говоришь: «Надо делать уроки», а он – читает. И чтение тут становится препятствием. Это ж запойное чтение. Кстати, никто почему-то не пугается этих слов – «запойное чтение». А ведь, если задуматься, оно тоже может по каким-то признакам характеризоваться как зависимость: ребенок «подсаживается» на книгу, на какое-нибудь многотомное фэнтези. И больше ему ничего не нужно. В литературе такой феномен описан. Вспомните «Белые ночи» Достоевского.
Но мы, как правило, этого не боимся. Именно потому, что чтение требует интеллектуальных усилий. Даже если речь идет о
чтении фэнтези. Нужно распознавать письменные коды, нужно понимать автора, нужно постоянно напрягать воображение. И мы желаем ребенку, чтобы ему хотелось интеллектуально напрягаться – через чтение.

– Что мы можем для этого сделать?

– Давайте вернемся к тезису о необходимости читать ребенку вслух. Как я уже сказала, не существует рецептов по «изготовлению читающего ребенка». Но у родителя есть спасительный выход: он может сам читать ребенку. Ты не можешь требовать от ребенка, чтобы он полюбил читать. Но ты можешь требовать от себя читать ребенку. Все, что читается ребенку вслух, превращается в культурный багаж. Про то, зачем это делается, и почему это очень полезно – слушать, как тебе читают, даже если ты взрослый, это – отдельный разговор, и я сейчас не буду развивать эту тему. Придется вам поверить, что это действительно так.

– Это основная линия нашего проекта.

– Это правильно! Ты должен понимать, что в ситуации взаимодействия твой ребенок – это всегда неизвестное в твоем уравнении, а ты – известное, и ты понимаешь, что ты можешь сделать. Ты можешь читать. И сколько ребенок будет тебя терпеть в качестве этого медиума, столько времени и надо читать.

– У меня есть ощущение, что не дети не читают, а не читают сами родители. И не читают они по одной простой причине – потому что сам инструмент – книги – воспринимается именно как инструмент, а не как удовольствие.

– Не читают детям? Или не читают сами для себя?

– Не читают сами. Для них чтение – это не десерт, это нечто такое базовое, ну, если не с кем поговорить, можно тогда и почитать.

– Это то, с чего мы начали, что чтение – некий вид общения. На самом деле, взрослые люди читают совершенно иначе, нежели дети. Более того, дети разных возрастов читают по-разному. Во-первых, у них разная интенсивность чтения. Очень мало взрослых людей читают запоем. А если и читают, то, как правило, легкую литературу. Есть люди, для которых чтение остается досугом. Тогда мы обнаруживаем такую странную когорту взрослых, которые помешаны на фэнтези.
Фэнтези не может считаться сложной литературой. Такое чтение не может считаться занятием, которое требует каких-то невероятных усилий. А есть люди, которым стыдно или неинтересно читать фэнтези. Они читают детективы или любовные романы. Читают профессиональную литературу. Или читают только то, что им кажется безусловным – вот если они этого не прочтут, то не будут котироваться в своей среде. Но читают они, как правило, гораздо меньше, чем в подростковом возрасте (если они тогда читали). Порой взрослые вообще перестают читать. Они по-другому реализуют потребность в общении.

– Мне кажется, если бы у нас было сформировано ощущение чтения как некоего десерта дня, если бы чтение воспринималось как удовольствие и хобби, оно стало бы частью общего семейного досуга.

– Многие люди, которые уже пережили разные этапы своего отношения к чтению, снова возвращаются к книге вместе с ребенком. Потому что им открывается прекрасная возможность «паразитировать» на детском чтении.

– Если говорить о конкретных книгах, что вы можете порекомендовать?

– Я против составления списков книг. Это тоже такая странная вещь. Я считаю, что каждый человек список составляет себе сам. Книжек море. Я могу очень хорошо рассказать о книге, которая мне понравилась, но она может совершенно не подходить родителю определенных взглядов или другой нервной организации. И у него мое мнение, моя рекомендация может вызвать протест.
А родитель должен читать только то, что ему нравится. Потому что когда он читает ребенку, то не просто воспроизводит текст, а выступает медиумом между автором и ребенком. Он становится если не соавтором, то интерпретатором, наделяет текст своими дополнительными смыслами, по-своему расставляет акценты. Где-то смеется, где-то – грустит, а если читать ему будет скучно, ребенок это сразу почувствует. Например, если вы с кем-нибудь начнете перебирать любые книжки детства, выяснится, что у каждого свои предпочтения.

– Мы пробовали в редакции, это было удивительно!

– Ведь мы читаем точно так же, как общаемся. У нас, к примеру, есть общие друзья, а есть люди, с которыми мы предпочитаем проводить особенно много времени. За книжкой стоит реальный человек. Более того, этот человек разный в разных книжках. Для меня в какой-то момент было открытием… Вы любите Астрид Линдгрен? Я люблю Астрид Линдгрен. Мы начинаем перебирать книги Линдгрен с моей коллегой, и выясняется, что я никогда не воспринимала Карлсона. То ли он попал мне не в том возрасте, что-то меня в нем раздражало…

– Эксплуатация Малыша? (смеется)

– Да нет. Но почему-то Карлсон не вызывал у меня никаких теплых чувств. А для многих людей эта книжка была символом детства. С другой стороны, мне очень нравятся «Мио, мой Мио» и «Рони, дочь разбойника» той же Астрид Линдгрен – это ее поздние вещи… «Рони, дочь разбойника» она написала, когда уже была признанным гением детской литературы и получила все награды, которые только можно было. А я открыла для себя «Рони…», когда мой старший сын пошел в третий класс. Ее как раз недавно перевели, и я взяла сыну книжку в библиотеке. Это было совершенное потрясение. И «Мио, мой Мио» – прекрасная рыцарская сказка - стала для меня чем-то невероятным. Мой младший сын вырос под знаком этой книжки. И вдруг я встречаю интеллигентного, культурного человека, который обожает Карлсона и просто терпеть не может «Мио, мой Мио». Ну, и что нам после этого – убить друг друга? (хохочет). В наших книжных пристрастиях очень много субъективного.
Когда мы говорим, что есть книжки, проверенные временим, - это тоже не правда. Потому проверены они временем всегда с точки зрения какого-то определенного поколения. Помните из «Евгения Онегина»: «Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». Видимо, для старшего поколения во времена Пушкина временем был проверен Цицерон (и включен в школьную программу). Но поколение Пушкина при этом предпочитало читать Апулея. А для нас с вами даже дилеммы такой нет. То есть это все сложно.

– Проверено временем – это то, что сами родители могут и хотят передать своим детям? Проверено одним поколением?

– Может быть и двумя, и тремя. Когда мы говорим о книге, проверенной временем, это обычно значит, что поколение выбрало ее для себя в качестве знаковой, значимой. Придет новое поколение, у него будут свои проверенные временем книги. Никто не мог сказать в наше время, что Игорь Северянин – это что-то «проверенное временем». Потому что и Северянин, и Мережковский – все это было «задвинуто», мы читали Маяковского. Сейчас не читают Маяковского.

– Читают.

– Ну, не так, как мы его читали. Маяковского еще предстоит переоткрывать. А вот какие-нибудь интеллектуальные дети, которые учатся в какой-нибудь элитной гимназии, самостоятельно, без всякой взрослой наводки обнаруживают «ананасы в шампанском…» - и для них это удивительно и прекрасно.
Проверены ли стихи Северянина временем? Это дети сами решат. И это такой безостановочный процесс.
Иными словами, очень важно, чтобы родители читали детям вслух то, что им нравится. А нравится каждому что-то свое. Но когда мы обнаруживаем, что наши книжные пристрастия совпадают, мы, как правило, обнаруживаем друзей.

     Екатерина Андреяшева, Ирина Пивень

                 Источник   http://letidor.livejournal.com/251976.html

120 лет со дня рождения Марины Цветаевой

Марина Цветаева 

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний:

Иоанн Богослов.

Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть.

М.Цветаева. Между любовью и любовью. Светлана Крючкова.